Насколько я помню, даже и электричество тогда не получило еще повсеместного распространения…
— Итак, друзья, — сказал Новиков, наливая из ребристой квадратной бутыли золотистое вино в низкие бокалы, — в самом первом приближении вы ознакомлены с историей Игоря и его прелестной спутницы. Волей уж или неволей, но они на определенный срок вынуждены будут пользоваться нашим гостеприимством…
— Насколько определенный и кем? — тут же вмешался я.
— Кем — это вопрос не ко мне. Может, Богом, может, — условиями игры. А насчет длительности срока… Я, кажется, говорил уже, что периодичность и шаг межвременных пересечений нам ясны недостаточно. Господин Левашов этим вопросом занимается, результаты обнадеживают, но… Год, полтора, два — я не знаю. Могу гарантировать одно — насильно вас задерживать никто не будет.
— Если, — поднял палец Левашов, — если вообще будет куда возвращаться. Андрей вам намекал на возможность схлопывания реальностей?
— Намекал, да. Только мне непонятно, как такое явление может выглядеть практически.
Все засмеялись, по-разному, впрочем. Левашов, наверное, раньше преподавал в университете. Умел объяснять доходчиво.
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи. Мне кажется, процесс этот не должен иметь ярко выраженного, тем более — катастрофического характера. Обреченная реальность скорее всего просто растворяется в других, ее окружающих, словно сахар в кипятке. Как это обрисовать в доступных и наглядных примерах? Наверное, все незаметно становится несколько другим. Большая часть материальных предметов, пожалуй, сохраняется, некоторая — заменяется похожими, но в чем-то иными. У людей стирается какой-то объем памяти… У некоторых, возможно, не до конца. Из таких получаются юродивые, кликуши, пациенты психбольниц, просто алкоголики, наконец. Доказывай потом, с диагнозом «делириум тременс», что вот на этом месте, «я совершенно точно помню», должна стоять Останкинская телебашня, а не водный стадион и не тюрьма…
— Тайна сия велика есть, — вставил Шульгин, просмаковав очередной глоток вина. — Над ней трудились многие профессора черной и белой магии. Пока — безуспешно… Однако желание нашего уважаемого гостя (он отчего-то говорил обо мне в третьем лице, а не обращался прямо) узнать все и сразу пусть и понятно, но трудноосуществимо в отпущенный нам отрезок времени. Поэтому я предложил бы ближе к делу.
Я ждал, по-прежнему стараясь сохранять невозмутимость. Сейчас вот все и решится, я пойму наконец, для чего я им потребовался и какая участь нам с Аллой уготована.
— Об «Андреевском Братстве» мы уже немножко говорили, — сообщил своим товарищам Новиков, — теперь есть смысл вопрос конкретизировать. Мне будет позволено?
Все подтвердили, кто словом, кто жестом, что да, будет. Не совсем понимаю, к чему все так театрально было обставлено. Впрочем, любое общество должно иметь свои ритуалы. У масонов процедура гораздо более причудлива.
Андрей как будто прочитал мои мысли, принял наконец непринужденную позу и заговорил нормальным голосом и тоном.
— Ты, Игорь, за последнее время увидел и узнал многое, что тебя удивило и заинтриговало. В какой-то мере я тебе даже завидую. Для нас все эти чудеса стали уже несколько надоевшей рутиной. Как говорил один из персонажей Ильфа: «Я устал от катаклизмов». А если конкретнее — ты сейчас видишь перед собой людей, волею судьбы принявших на себя бремя «охраны реальности». Нам это не слишком нравится, и если бы сейчас пришлось делать сознательный выбор — не уверен, что повторил бы этот путь.
— Как будто у нас был выбор, — вставил Берестин.
— Отчего же, — опять усмехнулся Шульгин. — Выбор как раз был у всех. Кроме меня, — он развел руками. — Ты имел полную возможность не принимать предложения Ирины прогуляться в прошлое, Андрей — воздержаться от возобновления знакомства с ней же и уж тем более не ввязываться в драку с агграми, Олег — ограничиться использованием своей машинки исключительно в познавательных и корыстных целях. Только мною двигал категорический императив, я не мог отказать в помощи друзьям, попавшим в безвыходное положение…
— Ну, началось, — с привычной тоской в голосе сказал Левашов. Очевидно было, что друзья привычно, может быть, даже неосознанно, разыгрывают давным-давно отработанные мизансцены, не роли даже, а превратившиеся в стереотип амплуа.
Новиков остановил Шульгина коротким жестом.
— Хватит. Игорю и без того сложно нас понять, а так ты ему совсем задуришь голову. Сам разберется со временем, если захочет.
Так вот, сейчас дела обстоят следующим образом. По ряду причин, суммарно сложившихся в непреодолимую силу, мы оказались вынуждены вмешаться в естественный ход истории, послужили «запалом», инициировавшим процесс возникновения альтернативных реальностей, о чем уже было сказано, а теперь обречены этот процесс постоянно контролировать, чтобы не случилось худшего. Четыре года тому назад с нашей помощью возникла очередная, теперь уже здешняя «историческая химера». Антибольшевистская коалиция, которую у нас называли собирательным термином «белые», сумела освободить от «красных» значительную часть бывшей Российской империи, создать на подконтрольной территории сравнительно демократическое государство Югороссия. Соответственно, изменился расклад сил и геополитика во всем остальном «цивилизованном мире». Нам казалось, что тем самым установлен более правильный и естественный миропорядок, который не позволит повториться (или возникнуть) цепочке причин и следствий, повлекших за собой такие катастрофы, как фашизм, Вторая мировая война, ядерные бомбардировки и прочее… Долго все перечислять. Однако…
Он раскурил новую сигару. Драгоценные изделия, которые следует медленно и благоговейно смаковать, Андрей жег, как банальные солдатские папиросы. Помолчал, словно раздумывая, что и как говорить дальше. Мне все время хотелось начать задавать вопросы, потому что слишком непонятно звучало то, что он сообщал. Но я твердо решил терпеть. Гораздо интереснее выслушать то, что собеседник желает сказать без давления со стороны.
— Однако намерение, сделав главное дело, отстраниться от происходящего и спокойно наслаждаться жизнью в устроенном по нашему проекту мире, при ближайшем рассмотрении оказалось не слишком реалистичным. Были бы мы поумнее — сообразили бы это раньше. А теперь нам волей-неволей, но приходится то и дело в происходящее на Земле вмешиваться… Для чего потребовалось создать соответствующую инфраструктуру.
— Всемирная полиция нравов? — все-таки не выдержал я. Когда-то мы с друзьями-коллегами в гипотетическом плане обсуждали подобную идею, кажется, это было в Маниле, в дни пятой гражданской войны. Мы к тому времени страшно устали от постоянного риска и окружавшего нас моря крови, неэффективность ооновских сил по принуждению к миру доводила до отчаяния. Вот тогда кто-то и высказался в том смысле, что пора бы забыть о так называемых цивилизованных мерах и создать наконец тайную полицию планетарного масштаба, которая без всяких «демократических процедур» выявляла бы и в корне пресекала малейшие признаки сепаратизма, терроризма и уголовно-политического радикализма любого толка. Мол, на войне как на войне. Почему на фронте сам факт наличия на человеке военной формы противной стороны достаточен для его уничтожения почти любыми средствами, и никто не интересуется причинами, побудившими эту форму надеть, и степенью личной вины в происходящем, а некто, совершающий куда большие преступления против человечности, но одетый в штатское и называющий себя членом какой-то партии или движения, не может быть подвергнут наказанию или каре без бессмысленно долгих судебных процедур?
— Не совсем так, скорее всемирное агентство по предотвращению чрезвычайных ситуаций, — ответил Андрей. — Но все это настолько условно… Мы теперь вынуждены постоянно отслеживать главные мировые процессы и время от времени вмешиваться, если возникает серьезная опасность…
— Опасность — для чего? — опять не сдержался я. — Для вас лично, для вашего положения в этом мире, или?.. Войны, революции, перевороты, техногенные катастрофы всегда были и будут, и никому не по силам все их предотвращать или парировать. Да и нужно ли это вообще? История она и есть история…
— Хороший вопрос, — ответил мне Берестин. — Вы, очевидно, в своем мире не читали книг, написанных нашими авторами по данному вопросу. У вас, наверное, никогда не предпринимались попытки насильственного изменения менталитета целых народов и «большие скачки» по преодолению «неперспективных» исторических формаций…
— Нет, кое-что было и у нас, но скорее теоретически… Наш мир тоже далек от совершенства…
— С вашим миром мы в основном знакомы… Так вот, вмешиваться нам приходится в тех случаях, когда с высокой степенью достоверности можно ожидать действительно катастрофических последствий для человечества…